Учитель истории и обществоведения: я допускаю существование двух и даже больше правд

(202)

23. февраль 2013 15:43

Татьяна ЩЕРБИНИНА

rus.DELFI.ee

Фото: Татьяна Щербинина
У человека, не знающего своей истории, нет будущего. Утверждение это старо, как мир, и так же актуально, пишет "Инфопресс". А что-то сегодня изменилось в преподавании истории?

Ведь за последние десятилетия была сделана масса исторических открытий, способных пошатнуть знакомую с детства Историю. А может, и ученики сегодня стали другими? Что волнует их, подрастающее поколение, и что волнует учителя истории? Все вопросы сегодня адресованы учителю истории и обществоведения Общей гимназии Кохтла-Ярве Смирновой Юлии Станиславовне - учителю с многолетним опытом, человеку творческому в своей профессии и активному.

- Историю часто называют непотребным словом: она ложится под каждого, кто находится у власти. Как это расхожее мнение вам, как учителю истории?

- Я бы не была столь категорична. Но тот, кто жил в тоталитарном государстве, наверное, полностью поддерживает эту точку зрения, потому что по-другому там не бывает. Там никакой свободы в преподавании истории нет и быть не может: на стене портрет вождя, в учебнике четко прописанные истины.

Что касается демократического государства, то здесь может быть как раз обратный вариант - много толкований истории. Даже в школе есть масса учебников. Все они утверждены Министерством образования, ты можешь пользоваться любым из них, выбирая, что больше нравится. Что касается нынешнего преподавания истории, в Эстонии есть четкое разграничение: например, это факт, что Вторая мировая война началась 1 сентября 1939-го года. А дальше идут комментарии, но их, как правило, вы в учебниках не найдете. Составители учебников – мудрые люди, они не пытаются комментировать, только излагают факты (за редким исключением). И это четкое разграничение на факты и комментарии очень помогает. Факты – вещь упрямая: было такое-то событие, участвовали такие-то страны. Причины были такие-то. А дальше с ребятами на уроке начинаем обсуждать: а можно ли было сделать так, чтобы предотвратить это событие? Кто был виноват в этом событии? Как можно было на него отреагировать? И в классах у учеников очень разные мнения. И свои мнения они защищают изо всех сил. Это здорово, потому что есть возможность по-разному думать. И к счастью, я сейчас не встречалась с утверждением, что нужно думать так, как власти нужно. Даже тот же острый момент депортации… О депортации, которая была в сорок первом и сорок девятом году говорится очень скупо, фактически. А дальше учитель может пользоваться, например, воспоминаниями людей, которые были депортированы. Они рассказывают, кто их забрал, как их забрали, как они приехали в Сибирь. И многие, например, говорили, что они очень благодарны местным жителям, сибирякам, благодаря которым выжили. Это – свобода для учителя.

- Раз мы затронули тему депортации… Это тот момент, который в Эстонии очень политизирован. Сама наблюдала: люди, которых эта проблема затронула, - ничуть не озлобленные. Знала одного старика в Тудулинна, который воевал на немецкой стороне, после чего провел несколько лет в советских лагерях. Но совершенно не держал зла на людей за то. Долгое время был вдохновителем местной культурной жизни. Но когда он умер, на его могиле устроили политический митинг. Ездила на мемориальное кладбище в Левашово с теми, кто потерял в репрессиях 37-го года своих близких: у пожилых людей, переживших те события, также нет никакой озлобленности. Но ведь какая политическая истерия на государственном уровне в этом вопросе!

- Наверное, ни один человек не поддержит ситуацию, когда на чьем-то горе делают какой-то политический капитал. А теми людьми, кто хлебнул сполна в то лихолетье, я просто восхищаюсь. Кто-то был депортирован, кто-то перенес лагеря… Они, видимо, в силу испытаний, в силу мудрости, которая приходит с возрастом, умеют все оценивать немножко с другой точки зрения. Они понимают, что есть такое понятие, как жернова истории, которые перемалывают людей вне зависимости от их национальности. Тут не национальность надо ставить во главу угла, а идеологию. Мы ведь знаем, что сталинские чистки касались и высоких государственных чиновников, военных, его же старых соратников. И говоря о какой-то национальности, мы будем в корне неправы. В моей семье многие предки – поляки, которые считались вредными для советской власти, также погибли в сталинских лагерях, но обижаться на русских, украинцев, белорусов или грузин мне не придет в голову. Те люди, которые все это пережили, прекрасно видели, что страдают люди любой национальности. А если человек не пережил, не страдал, а лишь пытается показать, как он готов мстить за чужое страдание, искать виновных, призывать к ответу - то это не совсем правильно. Нужно извлекать уроки из прошлого, понимать, какие были сделаны ошибки, и понимать, чего нельзя допустить.

- Вернемся к вопросу преподавания. Почему сегодня, при большем объеме знаний по истории, более творческом подходе учителя, чем было, скажем, лет 20-30 назад, русские дети затрудняются назвать ключевые фигуры, например, Октябрьской революции, Гражданской войны, даже Великой Отечественной?

- Наша программа сейчас очень сильно отличается от того, что было раньше. Во времена СССР основной упор делали на историю Советского Союза. И, соответственно, таким событиям, как Октябрьская революция, Великая Отечественная война уделяли огромное внимание. Сегодня преподавание истории построено на том, что ученик должен иметь полную картину мира. В советское время, например, мы не изучали так подробно Соединенные Штаты Америки, мы точно не изучали такие страны, как Латинская Америка, Китай. Сегодня ребенку приходится гораздо больше знать, общий объем знаний увеличился. Но знаний подробных и по отдельным темам - их стало меньше. Например, по теме Октябрьской революции. В учебнике это один параграф, и ребенок должен получить знания: по каким причинам она началась, когда произошла, каковы последствия революции, и коротко ход событий. Это, конечно, важное историческое событие, которое повлияло на судьбы всего мира. Но чтобы владеть большим объемом информации, ученик, получив определенный толчок на уроке, дальше должен уже сам изучать. Мы стараемся научить ученика думать, сделать так, чтобы он заинтересовался, чтобы сам умел находить информацию, и чтобы в этом огромном объеме информации научился разбираться: где правда, где ложь, где вымысел, чему стоит верить, чему верить не стоит, какие сайты, какие книги стоит читать, а где надо быть осторожным.
В России очень глубоко изучают историю России, в Эстонии, соответственно, глубоко изучают свою историю. Так в любой стране. Что-то по истории Эстонии есть и в шестом классе: например, в рамках изучения истории древнего мира идет и древний мир в Эстонии. Средние века в седьмом классе - и средние века в Эстонии. А в гимназии уже отдельный предмет – история Эстонии.

- Есть набор стандартных вопросов, которые ученики вам задают?

- Это зависит от класса. Если это шестой класс, то тут «Ну кто же все-таки построил пирамиды?» Это тот вопрос, где масса гипотез и никакой конкретики, чтобы сказать: это было так, и никак иначе. В седьмом классе чаще всего встречаешься с вопросом о крестовых походах. «Ну и зачем же они туда пошли?» Объясняешь, что призвала церковь для того-то и того-то, и люди пошли, а придя, увидели, что земля молоком и медом не течет, как папа Римский говорил. Тогда звучит новый вопрос: «Так чего же они там остались? Надо было сразу идти домой, если увидели, что папа Римский сказал неправду!»
В восьмом и девятом классе все, конечно, гораздо серьезней. В девятом классе очень много вопросов по Второй мировой войне. Потому что предвоенная политики Англии и Франции - политика умиротворения, что выражалось в попустительстве агрессивности Германии - это, конечно, выводит ребят из себя: «Ну как же они не поняли, ведь это же были умные люди!» В восьмом классе чаще всего спрашивают о Великой французской революции: почему такое доброе дело так кроваво закончилось, как же французы такое допустили?
А в гимназии я не могу назвать каких-то конкретных вопросов, потому что там ребята любознательные, и могут спросить то, что до них никто еще не спрашивал. И поскольку в гимназических классах очень много внимания уделяется современной истории, часто задают вопросы о холодной войне: зачем, например, устроили гонку вооружений, если не собирались это оружие использовать?

- Есть ли такие темы в учебниках истории, которые детям неинтересны?

- Я заметила, что ребят, которые живут в Европе, довольно редко волнуют вопросы, связанные с дальними странами. Я не говорю о древнем Китае или Индии: это очень интересно. Или когда мы говорим о великих географических открытиях, открытии Америки - это волнует всех. Но вот если мы берем в восьмом и девятом классе историю стран третьего мира, или историю стран Латинской Америки, революции, которые помогли им обрести независимость, то для ребят эта тема – проходная. То есть они послушали учителя, выполнили задания, и как мне кажется, через неделю все благополучно забыли. Возможно, когда они станут старше, это их будет волновать больше, поскольку Латинская Америка – важная часть мира. Но сейчас им больше интересны Англия и Франция, США, невзирая на то, что страна далеко. Но зато - одна из мировых держав, и с этим приходится считаться. А Латинская Америка – это там, где много всего: надо еще выучить Венесуэлу, Уругвай, Парагвай…

- Давайте вернемся из Латинской Америки. Для русских людей, как мне кажется, несмотря на замечательную историю Франции, Англии и США, интересна именно история российская. Несмотря на то, что мы проживаем в Эстонии. Вопрос по летоисчислению: Петр Первый отменил существовавшее на Руси исчисление лет «от сотворения мира». Объясняете ли на своих уроках значение этой даты? Что 7521 год тому назад древняя Русь одержала тяжелую победу над древним Китаем, в результате чего был сотворен мир, давший начало новому летоисчислению? И именно с тех времен на воинских щитах стали изображать Георгия Победоносца, пронзающего своим копьем змея. По этому же мирному договору Китай обязан был начать строительство стены, получившей впоследствии название Великой китайской стены…

- В шестом классе, когда мы говорим о возникновении христианства, упоминаем о том, что это стало точкой отсчета. Поясняем, что значит наша эра, до нашей эры, до рождества Христова, после рождества. Когда ребята спрашивают: почему так было, я объясняю, что человеку всегда надо было к чему-то привязаться, вести отсчет времени от какой-то даты. Что невозможно считать так, как когда-то древние люди: через три года после большого урагана. Слишком большая история уже. И если взять разные народы, то, например, мусульмане ведут свое летоисчисление от основания ислама, побега Мухаммеда из Мекки в Медину. То есть получается, что у них сейчас не 2013-й, а на 622 года меньше. Мусульмане выбрали для себя это важное событие, и в мусульманских странах подчеркивают именно эту дату. (Конечно, у них есть и европейский календарь, как версия.)
Что касается изменений в российском календаре. У нас как раз есть темы: Петр Первый и Екатерина Великая. Об этом с ребятами говорим и разбираем, почему это произошло. Многие сами доходят, зная личность Петра: «Он это сделал для того, чтобы легче было общаться с европейцами». Но, по большому счету, детей вопрос летоисчисления не слишком волнует. Эта тема уже для тех, кто любит докапываться до истины. Такие ребята есть в каждом классе. Но это происходит уже где-то ближе к гимназии, для тех, кто помладше, этот вопрос так остро не стоит.

- Продолжая эту тему… До сих пор помню свой учебник истории четвертого или пятого класса. Одна или две главы были посвящены древним славянам. Говорилось о том, что люди они были темные, необразованные. И помню свое на подсознательном уровне какое-то неприятие того, что было написано в учебнике. Ведь сегодня уже доподлинно известно, что во времена древнего Египта на Руси существовала высокоразвитая цивилизация. Как сегодня этот момент отражается в преподавании истории? Что-то изменилось?

- Конечно, изменилось. Во-первых, темнота и отсталость - это понятия относительные. Да, славяне не строили таких храмов, как, допустим, в древней Греции. У славян были другие места для поклонения, но назвать их темными и отсталыми не повернется язык. Во-первых, отношения древних славян между собой. Мы помним, какое было наказание для древнего славянина - это если ему скажут: «Да будет тебе стыдно!» - И ему стыдно. Как мы можем назвать человека темным и отсталым, если у него есть чувство стыда? Как мы можем назвать отсталым народ, который двери не запирает, и можно зайти к своему богатому соседу, если его нет дома? Постучал, но его нет дома. А у тебя – гость. Гость – это священно. И чтобы угостить гостя, ты можешь взять что-то у соседа. Не для себя. Отношения, которые существовали тогда в славянских селах между людьми, не дают никакого повода называть их отсталыми. Честность, надежность, желание защитить свой род - одни из главных характеристик наших древних предков. Просто они жили в других условиях, нежели древние греки и древние египтяне. Поэтому, мне кажется, какие-то сравнения здесь неуместны.

- Каждый год в России широко отмечается день святых Кирилла и Мефодия, напоминается о том, что именно эти люди даровали Руси письменность. Но ведь давно уже известно, но многие почему-то предпочитают закрывать на это глаза: до Кирилла и Мефодия на Руси существовала письменность. Причем, письменность в двух вариантах: бытовое письмо, которое греческие монахи частично калькировали, и которое получило впоследствии название кириллица. И письменность сакральная, графическое изображение слов-символов которой напоминало восточные иероглифы. На своих уроках восстанавливаете историческую справедливость в этом вопросе?

- Разумеется. Когда мы берем тему древних славян и говорим об их культуре. И говорим о том, что частью культуры являлась письменность, те же берестяные грамоты. Есть очень хорошие фотографии берестяных грамот. И ребятам всегда очень интересен перевод текстов на современный язык. И вот это бытовое письмо или славянские руны, запечатленное на берестяных грамотах, мы на уроках рассматриваем. Говоря о славянском руническом письме, показываю ребятам знаки – обереги. И иногда кто-то вспоминает: «О! А я такое видел у своей бабушки на полотенце!»

- В наши школьные годы говорилось о том, что до Кирилла и Мефодия письменности у славян не существовало вообще.

- Наше время очень сильно отличалось. То, что говорилось в школе на уроках истории на этот счет, затрудняюсь вспомнить. Но точно помню, что в университете на первом курсе, а это был 86-й год, я уже изучала именно берестяные грамоты. А это было задолго до Кирилла и Мефодия.

- Какой исторический период вы находите самым противоречивым?

- Современная история. И ближе всего к нашим дням. Потому что живы еще свидетели исторических событий. А какие-то события из новейшей истории катком прошлись по нашим семьям. И противоречивы они не в фактах, а отношение к этим событиям неоднозначно. И о чем бы мы ни заговорили, всегда найдется человек, который скажет: «А я думаю по-другому». Для кого-то распад Советского Союза однозначно стал благом, потому что жить в условиях СССР ему было тяжело. А для кого-то это событие стало жестоким испытанием. Китайцы ведь не зря, проклиная кого-то, говорят: желаю тебе жить в эпоху перемен!
Когда я просила ребят принести на урок вещи из советского времени, давала также задание: спросить у родителей - что это за вещь. И некоторые приносили какую-нибудь кружечку и с ностальгией рассказывали, что за этой кружечкой бабушка стояла в очереди три часа. И для них это советское время видится каким-то светлым-добрым, потому что родители вспоминают, что тогда были дешевые пионерские лагеря, безработицы не существовало… А кто-то приносил какую-то детскую обувку тех времен и говорил: «Да как такое можно было одевать на детскую ножку! И как хорошо, что мы живем сейчас, когда есть выбор одежды и обуви». В классах помладше девятого мы даже играем в машину времени под темой: кто бы хотел назад, в Советский Союз слетать на денек? И кто-то хочет, а кто-то таких желаний совершенно не разделяет.

- Вернемся к началу нашего разговора, к истории Эстонии. Когда мой ребенок был классе в седьмом, кажется, учебник по истории у него был под редакцией Марта Лаара. Там в одной из глав наш политик, рассказывая о жизни древних эстов, писал, что по соседству с ними жили славяне, которые были народом очень воинственным и агрессивным. И мой сын впоследствии рассказывал: Юлия Станиславовна на уроках извиняется за эти слова в учебнике, говоря, что славяне не были такими. Так все-таки приходится делать какую-то корректировку содержания учебника на уроках?

- Сейчас есть огромный выбор учебников. А вот несколько лет назад, действительно, была проблема отсутствия такого выбора. И каждому учителю приходилось решать: вообще не раздавать учебники, при том, что там есть абсолютно адекватные параграфы. И есть те материалы, где присутствует тот самый комментарий. Или все-таки учебники детям раздать. Но опять-таки, учитель на уроке всегда какую-то корректировочку делает, потому что иногда в тех же учебниках встречаются опечатки даже по датам. Но по возможности мы всегда из учебных пособий стараемся использовать только фактический материал.

- Вопрос оккупации Эстонии, который уже оскомину набил: была она или ее не было? На этот счет своим детям я всегда привожу слова Эрика Элмана - последнего из оставшихся в живых в Эстонии ветерана Испанской войны, который живет в Люганузе. Он – живой свидетель тех событий. И он говорил такие слова: «Мы очень хотели, чтобы советская власть пришла сюда, в Эстонию, мы этого ждали и делали все для того, чтобы это произошло. Потому что в Эстонии времен первой республики не все было так безоблачно, как это сейчас рисуют. Но с годами пришло разочарование не в самой идее, идея построения социалистического государства была прекрасной! Мы поняли, что хотели такую власть, но только свою, национальную». Для меня слова этого человека имеют гораздо больший вес, чем то, что говорят какие-то историки, которые в то время еще не жили, или политики. Что по этому поводу на уроках говорите вы?

- Начнем с термина. Аншлюс – это присоединение. Аншлюс Австрии к Германии. Можно ли сказать «оккупация»? – Можно. А ведь австрийцы не сопротивлялись. И даже были австрийские нацисты, которые звали Гитлера к себе. Но ни у кого не вызывает сомнений, что Германия оккупировала Австрию. Потому что «оккупация» – это когда одно государство занимает территорию другого. И здесь разницы нет: было это сделано с выстрелами или без них, добровольно, недобровольно. То есть когда мы говорим об оккупации Эстонии, нас ведь, скорее, не сами эти события беспокоят. А то, что произошло после этих событий, как трактуются последствия: кто здесь почему живет и кто в чем виноват. Вот как раз-таки эти политические заявления и лозунги к реальным историческим событиям отношения не имеют. Это такой удобный способ в современном мире.

- Эстонские политики ведь и делают акцент на том, что это было то событие, которое эстонский народ не принял, что это была навязанная извне воля. Но на самом-то деле было много людей, которые ждали такого события, ведь здесь жизнь была несладкой.

- С этим я абсолютно согласна. Единственно, что хочу добавить: если брать какие-то каноны международного права... Как это все произошло? Сначала было легкое давление, когда был заключен договор о базах. И пришли на эти базы войска Красной армии. Это, конечно, оккупацией еще ни в коей мере не назовешь. Это было давление. А вот потом – ультиматум. Когда правительство одной страны предъявило правительству другой страны ультиматум: поменять правительство и пропустить на свою территорию еще восемьдесят тысяч красноармейцев. Мы сейчас не говорим об отношении народа. А именно о межгосударственных отношениях. Одно государство другое оккупировало. Действительно, когда Советская армия сюда пришла, какого-то страха у большинства людей не было. Они не ожидали ничего ужасного. Но вот когда начались реформы в сороковом году, тогда появились недовольные. И точно так же, как в Советском Союзе, произошла национализация: банки, магазины, заводы отбирали. Здесь те, кто побогаче, призадумались. Началась земельная реформа, когда крестьяне стали лишаться богатой части своей земли. Потом произошла денежная реформа, когда поменяли эстонскую крону на один рубль двадцать пять копеек, хотя до вхождения войск крона стоила десять рублей, - тогда опять люди развели руками: мы не этого хотели. Когда в школе начали преподавать такие предметы, как история СССР, это, наверное, не было ужасным. А вот когда стали сносить памятники Освободительной войны, чтобы уничтожить память, тогда опять часть людей поняла: мы не этого хотели! Что касается того, что рабочие получили работу и многие стали жить лучше - да, это так. В Советском Союзе рабочие жили лучше, чем крестьяне. Вот эта категория людей могла быть довольна.
Когда в 41-м произошла депортация, тоже по-разному люди к ней отнеслись. Ведь депортировали не бедняков: депортировали чиновников, политиков, высших военных. Но ведь когда была депортация 49-го года, тогда депортировали крестьян, которые не хотели идти в колхозы. Это все последствия. И мы с ребятами об этом говорим на уроках: они же смотрят фильмы, читают воспоминания. В этих воспоминаниях многие люди откровенно говорят: нет, мы не боялись, не могу сказать, что моя жизнь ухудшилась. А кто-то говорит: а моя жизнь, наоборот, ухудшилась очень сильно.
Мне как-то в голову пришла мысль о такой форме работы в двенадцатом классе, которая у нас очень здорово получается уже лет пять: мы ведем дневник жителей Эстонии. И каждый ученик – житель Эстонии, которому в 39-м году было семь лет. Каждый придумывает себе новую жизнь. Например, я Юхан, моя мама работает в аптеке, а папа – политик. А я, допустим, Вольдемар, мой папа - немец. А я - Маша, живу в Нарве. И в семь лет они делают первую запись в дневнике. Очень коротко: что говорят в школе, что говорят родители. И они у нас доживают до сегодняшнего дня. Вот эта ролевая игра, метод эмпатии, когда они вживаются в чужую жизнь, позволяет понять, как чувствовали себя люди разного общественного положения, разных национальностей, разного социального статуса.

- Момент сжатия истории происходит…

- Да. И вот через человеческую жизнь можно проследить, как себя чувствуют люди. И двадцатый век, смотрите: две мировых войны, революция, независимости, распады стран. И когда ребята все это переживают, они, наверное, уже по-другому воспринимают, например, такое событие, как Вторая мировая война. Ведь эстонский народ был разделен, это была его трагедия. Два больших государства, две идеологии столкнулись между собой. И между ними те народы, которые там оказались: те же поляки, прибалтийские народы. Многие ведь до сих пор пытаются понять: а на правильной ли я стороне воевал? И это беда народа, который вынужденно вел чужую войну.

- Есть ли у вас какой-то рецепт, чтобы молодые люди, оканчивая школу, не были подвержены влиянию каких-то идеологий? Чтобы у них всегда была своя точка зрения? Достаточно ли того, что на уроках всегда есть место дискуссии?

- Школа, конечно, очень много дает человеку. Но роль семьи тоже необычайно важна. Человека нужно научить критически осмысливать то, что ему говорят, делать выводы, аргументировать свою точку зрения, уметь принимать чужую, не обязательно с ней соглашаться. Если кто-то думает не так, как ты – не надо на него злиться. Выслушал чужую точку зрения - постарайся ее понять и не стыдись ее принять, если вдруг она тебе покажется верной. Если ты готов согласиться - это не твоя слабость, наоборот, - взрослость. Это воспитывается, конечно, не только на уроках истории.

- Откуда, как вы считаете, берется зомбированность по политическим и национальным темам?

- Причин много, но одна из них то, что мы называем больной мозолью. Это может быть семейная ситуация, когда кто-то пострадал от действий власти. Может быть, из уст историка это не совсем обычно звучит, но я допускаю существование двух и даже больше правд.